Откровение контрактников после боев в чечне читать. Воспоминания федерала

Здравствуйте друзья и просто неравнодушные читатели!
Продолжаю свои "мемуары"-воспоминания о том, что моим друзьям и мне довелось пережить на Кавказе.
Перебираю свои старые фотоплёнки, фотографии. На груди, поверх бронежилета постоянно носил небольшой фотоаппарат «Агат», 72 кадра, заправлял цветной плёнкой «Кодаком». Обгорелая техника, неубранные трупы прямо на улицах, скрученные трамвайные рельсы, «скелет» Дома Правительства.
Тяжело всё-таки некоторые моменты вспоминать. Совесть у меня чиста, но есть многое такое, что не хотелось бы повтора. Как входили, а затем выходили из Чечни, преданные "ле****ем" - хасавюртовским миротворцем, как роты-батальоны друг перед другом "выёживались" у кого банька круче, а впрочем, всё равно "бэтээры"- вши, кто не понял, одолевали, как по радио общался по прямому с "хоттабычем", как... Впрочем, надо-надо всё описать...
Я вспоминаю, как нас встречали местные русские жители, со слезами на глазах, «сынки, был бы хлеб, с хлебом-солью бы встретили, Бога ради – не уходите!»... Сентябрь 1996 года, уходили, преданные и чувствовали сами себя предателями по отношению к остающимся русским. Впрочем, катастрофа вертолёта… Наверное, наверху прислушались к пожеланиям простых людей.
Начинаю вспоминать, до утра не могу заснуть, если бы курил, то пустые пачки из-под сигарет улетали бы мусорку...
Солдаты пишут, вспоминают, благодарят за жизнь, в «Одноклассниках», в «майл.ру»
Как меня ненавидели, когда я со своими офицерами гонял их на полигоне до десятого пота, как расстреливал вместо мишеней бражку, найденную в укромных местах на блок-посту (более правильно называть - КПП), как в палатках после боевых "чистил" специальными упражнениями психику солдат, чтобы не было БПТ (боевые психотравмы), чтобы не было пресловутого "вьетнамско-афганско-чеченского" синдрома. тТак меня учили по психологии в Академии.
Как сам по приезду домой просил жену включить что-то про войну на видео, чтобы легче заснуть под выстрелы. Ну и неадекватная реакция первое время, когда шарахался от невинных хлопушек на улице (под Новый год).
Ну а главный «секрет», который настоящим офицерам известен. Солдата накорми, обучи, займи полезным делом, проконтролируй и всё будет в порядке, впрочем, всё равно найдутся те, которым неймётся…
Боевая служба на «блок-постах», вернее, КПП совместно с нарядами милиции. Постоянно в напряжении, постоянно недосыпание. Одновременно проводим с офицерами и сержантами с личным составом занятия по боевой подготовке, по информированию, по изучению законов.
Нашёл стеклянную бутыль с алычой, засыпанной сахаром – БРАЖКА… Ставлю на сто метров и на вытянутой руке прицеливаюсь из РПК-74 в бутылку… Первый одиночный выстрел – в цель!
Вздох разочарования. Снайперские упражнения из СВД – по жестяным баночкам с водкой за 300-400 метров. Кстати, тульские милиционеры отравились водкой с подмешанным туда метиловым спиртом.
Сидим после боевого расчёта у БТР с товарищем… Над головой внезапный скрежет – «работает» Град. Все в шоке, а духи-наблюдатели-то как были поражены! Они как раз были на замаскированных позициях напротив наших.
За полгода до моей «командировке» этот КПП был захвачен Хаттабом…
Расслабленный личный состав, непродублированная связь, мелкие боевые (окопы) позиции, «заказ» спонсоров чёрного араба – все в плену. Вызволили кого-то обменом, выкупом. А большинство вырвались из концлагеря ДГБ Чечни самостоятельно. История почти невероятная. Охранники лагеря отвлеклись на время намаза. Оставили оружие в стороне, да и привыкли к покорности русских. Солдаты же улучили момент и… В общем, спаслись, прошли за ночь от Аллероя до Гирзеля с десяток километров за ночь, притом нагруженные оружием бандитов. Честь им и хвала!
Родоновый источник близ Хасав-юрта. Принимали ванны в моменты передышки. Там же душ в палатках. А в каждом подразделении есть БАНЯ!!! Это невозможно описать – каждая рота нахваливает свою парилку, у кого в бане дух забористее, веники «пользительнее». Палатки, кунги, блиндажи, даже «хим-дымовская» прожарка – всё шло в ход.
Помню ещё наши рабочие лошадки – МИ-8…
«Попутный ветер-это хорошо!
Но только не при взлёте и посадке!». Песня про авиацию Внутренних войск.
Как-то на 27 марта (день ВВ) прилетел к нам Главком ВВ МВД РФ Куликов – подарил достойным часы, грамоты, «Кресты» - отдельный разговор. Знак «за отличие в службе во Внутренних войсках МВД России» 1 и 2 степени, т.н. «серебряный» и «золотой». Носят его с гордостью не только во Внутренних войсках, но и остальные военные и милиция (конечно те, кто заслужил - надеюсь).
Привозил несколько раз «командировочные» на полк. Суммы? Приличные. Сложно сказать по современным ценам. Но тогда казалось прилично. РД-ка (ранец десантника) под завязку. Идём колонной, я в головной, вслед за охранением – БТР разведки. Подрыв! Лечу… Очнулся, лежу в сбоку от дороги, первая мысль – деньги на месте? Вроде да, позвоночник? Шевелюсь… Третья – гдея, что со мной было? Вылезаю, навстречу бойцы с автоматами наизготовку. Видик у меня ещё тот, лицо в крови, сам в грязи, что-то спрашивают – ничего не слышу. Контузия, блин. Кстати, потом ничего не засчитали за ранение.
Кстати, по оплате – двойные командировочные, «окопные», тройная выслуга. Во вторую – двойная выслуга, а время непосредственного участия в боевых действиях – тройная и т.н. «боевые». А распределение «боевых»? …без комментариев, увы!
Сухой паёк – «времён очаковских и покоренья Крыма». Картонная коробка, пару банок с кашей, одна с тушёнкой, чай и сахар в пакетиках… Попал под дождь – выбрасывай, всё промокло. Любыми правдами – неправдами добывали наши тыловики и отцы-командиры ИРП (индив. рацион питания) или «лягушка», как ещё его называли за зелёный цвет.
Сидим на переговорах со старейшинами одного из аулов за одним столом, ломаем хлеб. Аллахом клянутся, что у них всё спокойно, нет бандитов, нет оружия и тут же ночью обстрелы из села по нам… Эх Буданов-Буданов! Без комментариев. Кстати, на столе сало, водка.
Их выражение: «Благослови Аллах, мясо белий овса!». Наливают, выпивают, закусывают!
Лето, подходит время замены офицеров. Как правило – 3 месяца, далее усталость, мягко говоря. Я прекращаю отпуск, беру замену ещё трёх офицеров, требование, предписание и прочая. Оформляем билеты на поезд – Москва-Кизляр. Едем, за Астраханью – «Советская» власть заканчивается, поезд – как в гражданскую, люди вповалку в проходах. Приезжаем, «вертушка» через пару дней. Нанимаем такси и едем в расположение, ну не ждать же два дня. «Не ждали!».
На переговорном пункте в Хасав-юрте женщина сожалеюще говорит мне:
-Вы русские, приехали из России сюда, ничего не знаете!
Я ей в ответ:
-Я не русский, а беларус, из России не выезжал, т.к. Чечня и даже Дагестан всегда были и остаются Россией, ну а кунаки у меня есть в Куруше, в Зандаке. В Куруше меня, например, сперва чаем напоят, затем обедом накормят (ну типа – местного Габрова).
Интересный городок такой Хасав-юрт. Большой Черкизон – город-рынок. Всё на обеспечение товарами восточной части Чечни и центрального Дагестана. Баранина стоит в три раза дороже осетрины. Чёрная икра лежит на рынке килограммами, по цене красной в Москве. Ну это мои наблюдения, может, в чём-то субъективные…
Пасха – мои солдатики всю ночь варят-красят яйца. Наутро оттъезжаю в город, в церковь, получаю благословение от местного батюшки, освещает яйца. Приезжаю и по его благословению беседую с солдатами. Бога ради, я не капеллан или какой-то воинский священник, но иногда принимаю на себя такое. Рядом стоят мои же солдаты-мусульмане. Прошу их: послушайте, постойте возле, помолитесь Аллаху, он поймёт!
Чем всё лично для меня закончилась Чечня? Определённые проблемы со здоровьем (контузия и прочее). Рапорт на стол – увольняюсь. Год в отпусках – должны были выходных-проходных-отпусков как земля колхозу.
Удостоверение ветерана боевых действий. Некоторая ежемесячная сумма к пенсии (что-то около 2 тыс. рублей). Прикрепление к поликлинике. Пожалуй и всё.
Ещё есть свои воспоминания...

1-я Чечня. Январь 1995г.
За спиной у меня солдат с матерью (отпустили её с сыном в ППД), двое солдат с автоматами в сопровождение. Предместье Грозного, уж не помню навскидку, следующее село от Толстой-юрта в сторону Моздока, вечер, я на УАЗике. Окружают машину с десяток "духов" в селе...
Терять нечего, иду с протянутой рукой навстречу.
"Салам!".
"Салам!".
Что, как, зачем? Разговор двух не мальчиков уже. Смотрю, знакомый белорусский акцент у ихнего старшего. И он начинает ко мне присматриваться внимательнее...
Я: "Ты откуда родом?"
Он: "Беларусь!"
...
Однокашник по Бобруйскому автотранспортному техникуму, распределение в Грозный, женитьба на местной (не часто такое бывает!).
Постояли с полчаса, поговорили, дал сигнал своим на пропуск обратно и до ближайших блок-постов провели обратно, а солдата с матерью они с утра посадили на маршрутку в сторону Моздока...
Как там мой земляк-белорус?
Навеяло воспоминания про войну...
Как-нибудь напишу статью поподробнее, есть что вспомнить! Чечня, Абхазия, Карабах, Ферганская долина!
Честь имею!

Интервью экс-министра обороны ДНР Игоря Ивановича Стрелкова.

Скажу, что ничего героического я не совершил. Отслужил, отработал, отвоевал как умел.

В который раз убедился, что там, где тебя поставили в армии, там и надо воевать.

Игорь Иванович, расскажите, как вы попали на Первую Чеченскую войну?

После того, как вернулся со срочной службы в армии, это было в самом начале июля 1994 года, я стоял на жизненном распутье.

В то время я посещал Российский государственный военно-исторический архив, занимался изучением истории Гражданской войны. Тогда я писал статьи для маленького журнала «Военная быль» - продолжение иммигрантского издания. Редактировал его Сергей Андреевич Кручинин, мой старый друг.

В каком-то смысле я искал себя, но не совсем понимал, куда мне повернуть: думал обратиться к исторической науке. Мне нравилось работать в архиве, меня увлекла история Гражданской войны на Украине, действия белых войск генералов Бредова и Промтова, наступавших на Полтаву, на Киев.

Но когда началась Чеченская война, я уже не мог спокойно продолжать свои привычные занятия…

Я понимал, что обладаю определенным военным опытом, пусть и незначительным, поэтому рвался туда. Когда на Новый год я узнал о кровопролитном штурме Грозного с огромными потерями, больше сидеть без дела я не мог.

Сразу же после окончания новогодних каникул я отправился в военкомат и записался на службу по контракту. В Чечню как раз набирали на три месяца и на полгода. Я сразу записался на полгода. Некоторое время были проблемы с контрактом, но в конце февраля все документы были оформлены, и я отправился в гарнизон «Мулино» (Нижегородская область).

Каким образом Вы стали командиром орудия?

26 марта 1995-го года нас самолетом перебросили сначала в Моздок, оттуда на тяжелых грузовых вертолетах на Ханкалу. Летели мы стоя, потому что сидячих мест уже не было. Приземлились нормально. Нас погрузили на «Уралы» и забросили на юго-восточную окраину Грозного в пригород. В поле располагался базовый лагерь нашей 166-й бригады. Мы рядами сели на свои вещмешки и ждали, когда нас распределят по подразделениям.

Было нас около 150 человек. Как водится стали приходить «покупатели» и кричать: «Механики водители! Наводчики танков!», - сколько то нашлось…. «Механики водители, наводчики БМП!», - тоже нашлись среди нас. Затем начали вызывать артиллеристов, дальномерщиков, командиров орудий. Потом пришли разведчики: среди нас стали выискивать добровольцев и отзывать на беседу.

Я не стал вызываться добровольцем, так как собирался идти в пехоту. Мне казалось, что, прежде чем идти в разведчики, на войне надо осмотреться.

В итоге, когда всех разобрали - поваров, водителей автомашин, нас осталось человек около шестидесяти. Всех начали распределять по мотострелковым ротам.

Но тут приехал мой будущий командир дивизиона. Он стал обходить ряды, кричать, что нужен командир орудия. Все усмехались, потому что командиров орудий разобрали как часа полтора-два до него. Вдруг он повернулся ко мне, ткнул меня пальцем и сказал: «Ты, у тебя рожа умная - пойдешь в артиллерию!».

С чего началась Ваша служба?

Я попал в самоходную артиллерию, во вторую батарею, второй взвод. Должен был заменить сержанта срочника, который уходил на должности замкомвзвода командира орудия. Но ему надо было увольняться через неделю, соответственно за неделю я должен был у него принять орудие.

Первые два дня я работал заряжающим с грунта, потом два дня основным заряжающим, затем два дня наводчиком, а на седьмой день принял орудие.

Наука, в общем-то не особо хитрая. В арифметике я тогда неплохо соображал, считал быстро в уме, ничего тяжелого в этом обучении не наблюдал. Обучали очень быстро, жестко, все схватывалось налету, тем более, что все обучение шло в ходе боевых действий.

Батарея наша, естественно, как и весь дивизион, стояла в тылу, вдалеке от противника. Мы были прикрыты мотострелковыми частями. Поэтому врага мы не видели и выполняли команды командиров, которые руководили огнем. Мы постоянно перемещались с места на место, постоянно занимались разгрузкой/погрузкой снарядов. Ежедневные стрельбы, много тяжелого физического труда, крайне мало сна и отдыха. На войне как на войне.

Всю весну 1995 года лили дожди. Хорошо, что у нас были постоянные огневые позиции - удавалось на них обустроиться: мы вкапывали палатки в землю, из-под снарядных ящиков настилали пол, строили себе нары. Обшивали даже стенки палаток.

В отличие от пехоты, которая существовала в гораздо более тяжелых условиях, мы все-таки были «привилегированными» по части бытового комфорта. У нас всегда имелся и порох для растопки, и обломки ящиков в качестве дров для буржуек. Тем не менее, все ходили постоянно простуженные и довольно грязные. Если удавалось искупаться в холодном, мутном арыке - считай, очень повезло.

Хотя мы и числились за 166 бригадой, но были приданы сначала сводному батальону морской пехоты, потом нас придавали десантникам, затем внутренним войскам. И наша батарея постоянно маневрировала.

Сначала мы обстреливали цементный завод, Чечен-аул, потом нас перебросили в горы вслед за десантниками. Мы действовали в районе Хатуни, Бахкиты - населенные пункты в Веденском районе. Мне пришлось там впоследствии (уже во Вторую Чеченскую) активно работать; и в 2001 году, и в 2004 и в 2005 я там наездами бывал. То есть места, где я проехался в первый раз, я посетил вторично уже в ином качестве.

Расскажите о наиболее запомнившихся Вам эпизодах…

Очень забавный эпизод произошел во время марша на Махкиты со стороны Шали. Мы миновали ряд населенных пунктов. Не доезжая Киров-юрта (сейчас это Тезана называется), между аулом Агишты и Тезаной наша колона шла очень медленно, потому что там дорога достаточно узкая, а впереди шла техника десантников (НОНы), уже смеркалось. Колонна постоянно останавливалась на полчаса (иногда больше).

По каким-то причинам я соскочил с брони, и в этот момент колонна тронулась. А наша самоходка в это время шла замыкающей на буксире в хвосте колонны (как впоследствии выяснилось потому что наш механик-водитель уронил в бак тряпку, которая забила переходную трубу).

Впрыгнуть на броню мне сходу не удалось, и я остался на дороге один. Пришлось догонять своих пешком. Настиг их только километра через три. Дорога извилистая, кругом горы, поэтому было довольно неприятное ощущение. Соскочил я с брони без автомата и вообще без какого-либо оружия. Тем не менее, мне было не страшно, а именно весело. Я над собой ехидствовал.

В итоге, когда колонна в очередной раз стала, я вернулся на свое место. Никто даже не заметил моего отсутствия. Механик-водитель сидит отдельно и не видит, что происходит в боевом отделении. Все остальные спали как убитые на палатках, бушлатах.

Помню, в Махкитах мы долго пытались втащить технику на очень крутой подъем - от моста налево. Дважды у нас рвался трос. В итоге нас все-таки затолкали наверх. Утром удалось найти неисправность. Машина у нас снова заработала. Утром же нас обстреляли, но по нам не попали. У десантников сгорело два ГАЗ-66. А мы начали готовиться к обстрелу позиций противника. Нам говорили, что будет штурм Ведено. Впрочем, он не состоялся. Шли уже первые числа июня.

3 июня, накануне перед артподготовкой, которая была назначена на 5–00, наши позиции обстрелял чеченский танк. У нас выгребная яма была вырыта, и ров был обнесен камуфляжной сеткой. Видимо чеченские танкисты решили, что это командный пункт и всадили снаряд прямо туда. Но по раннему времени в туалете никого не было.

Затем они переключились и попали по тылам десантников, - сожгли два Урала и обстреляли колонну, которая шла по дороге, подбили БМП (мотор разворотило снарядом). После этого танк ушел, началась условленная артподготовка.

Отстрелялись. Когда налетала авиация, нам стрелять запрещали. Прямо над нашей головой работали Ми-24, меня чуть не убило вылетевшим стаканом от ракеты. Буквально в метре от меня он шлепнулся, ударился об дорогу.

После Ведено нас резко перебросили в Шатойское ущелье, опять поддерживать десантников в районе Дубай-юрт. Огневая позиция у нас была между Чишками и Дачу-Борзой (два аула в начале ущелья).

На моих глазах сбили вертолет, когда десантники больше 20 вертолетов погнали высаживать десант. Правда, как впоследствии рассказывали, он не разбился, а совершил жесткую посадку, - было много раненых (большая часть людей осталась в живых). На соседних позициях произошла трагедия. Взорвался первый дивизион нашей бригады из-за халатности офицеров и солдат.

Что создавало Вам больше всего проблем по службе?

У нас были очень изношены орудия, и приехавший начальник артиллерии 11-й армии никак не мог от нас добиться точности попаданий. Стволы были расстрелянные. Из моей гаубицы к тому времени было расстреляно более тысячи снарядов, начиная с марта. После каждых шестисот снарядов нужно было производить пересчет и вносить изменения в таблицы стрельбы. Но этого делать никто не умел. Не было специальных замеров износа на приборах. Поэтому стреляли мы по площадям. Точность накрытия цели достигалась за счет массирования огня.

Наша гаубица оказалась окончательно изношенной. Сначала сгорела подача с грунта. Хорошо, что после дождей в днище стояла вода. Ей некуда было уходить. Иначе, мы могли и взорваться, потому что искры могли зажечь остатки пороха, который все время под ногами валялся. Хотя его и убирали, но все равно что-то проваливалось.

Потом у нас сломалась основная ось бронезатвора. Его приходилось при каждом заряжании поднимать вручную. Ослабла змея (как ее называли) - подающее устройство, досылающее снаряд, и каждый заряд приходилось досылать деревянным прибойником.

Затем прямо во время стрельбы отломилась и упала мне на колени так называемая «чебурашка», прибор управления огнем, после этого башню уже нельзя было вращать автоматически, только руками, двумя колесами. Соответственно, поднимать и опускать ствол можно было тоже только вручную.

Во время стрельбы орудие положено заводить, иначе быстро садится аккумулятор, от которого работает вся механика заряжания пушки. Однажды во время стрельбы потребовалось сменить осколочно-фугасные на Р-5 (снаряды воздушного разрыва). Я высунулся из башни, стал кричать своему бестолковому подчиненному, заряжающему с грунта, чтобы тот тащил не осколочно-фугасные, а Р-5, пытаясь при этом перекричать заведенный двигатель.

В этот момент идет команда «Залп!» Наводчик слышит эту команду так же как и я, следует выстрел. В это время отламывается крепеж откинутого верхнего люка. Люк подымается, и со всей силы бьет меня по затылку. Где-то пару минут я пребывал в прострации, пытаясь сообразить где я нахожусь. Потом пришел в себя. Если бы не шлемофон, мог бы не сидеть тут с вами, отвечая на вопросы.

А чем вы занимались осенью?

Во второй половине сентября попросил, чтобы меня перевели в разведчики-дальномерщики в отделение разведки батареи, чтоб можно было по крайней мере ездить куда-то. В то время стрельбы уже почти не велись, а я искал для себя работу. Впрочем, на этом посту я ничего особенного не сделал. Тем более, что периодически приходилось подменять разных наводчиков в орудиях батарей. Обучиться толком я не успел…

В начале октября закончился срок, на который я заключил контракт. Боевые действия тогда велись крайне вяло, а в воздухе уже ощущался запах грядущего предательства. Необходимости своего пребывания в Чечне я больше не видел. 10 октября я был отправлен в Тверь, где еще через неделю получил расчет.

На этом вся первая Чечня и закончилась. За полгода службы я был под обстрелом четыре раза. Нас еще под Урус-Мартаном из автоматом два раза обстреливали. Пехота нас прикрывала плохо, и по речке Рошне к нам пробирались боевики, обстреливали из зеленки.

Скажу, что ничего героического я не совершил. Отслужил, отработал, отвоевал как умел. В который раз убедился, что там, где тебя поставили в армии, там и надо воевать.

В Музее русских добровольцев в Бибирево хранится ваш самодельный шеврон, с которым вы прошли эту войну. Расскажите его историю.

Шеврон в самом деле самодельный. Я себе вышил на шевроне «Россия» и группу крови на гимнастерке, остальным понравилось, подхватили и начали делать так же. Решил себе сшить бело-сине-красный добровольческий шеврон и на нем вышить номер части. Я с ним проходил около трех дней, успел сфотографироваться пару раз, еще один товарищ повторил мой замысел. Нас вызвали в штаб батареи и приказали спороть. Приказ есть приказ. Обосновали, что из соображений секретности нельзя светить номер своей части.

Этот шеврон размещался на рукаве?

Да, на левом рукаве, как положено. Я сознательно копировал шеврон Добровольческой армии…

Беседовал Александр Кравченко.

July 5th, 2014 , 08:28 am

Не знаю, как для других, а для меня бой на Лысой горе был самым тяжелым из всех, что я видел в ту войну. Может, именно поэтому события тех дней запомнились до мельчайших подробностей, хотя целых четыре года и отделяют меня от них. Конечно, не в этом сражении решался исход войны, да и вообще бой у Бамута трудно назвать сражением. Тем не менее, рассказать о нем стоит: многие из участников тех событий так и не вернулись домой, а тех, кто выжил в Чечне, с каждым годом становится все меньше и меньше.

В ночь с 20 на 21 мая я сменился с караула, когда в расположение нашего 324-го полка пришла машина с боеприпасами. Весь личный состав отправился на разгрузку, и каждый из нас уже знал о сегодняшнем наступлении. Большой лагерь войск МВД под Бамутом, где мы появились еще 17 мая, постоянно обстреливался чеченцами из автоматов и АГС, но на этот раз все обошлось без потерь. Боекомплект разгрузили и поделили здесь же, брали столько, сколько могли (у меня было 16 магазинов, полтора цинка патронов насыпью, 10 или 11 гранат для подствольного гранатомета: общий вес боекомплекта у каждого составлял примерно 45-50 кг). ...Следует отметить, что в бой шли не полки и бригады, а так называемые выездные (или боевые) группы, собранные из всех боеспособных подразделений той или иной войсковой части. Их состав периодически менялся: кто-то из "боевиков" охранял расположение части, кого-то отправляли сопровождать различные грузы. Обычно в группе было 120-160 человек, какое-то количество танков, САУ и БМП... В этот раз нам не повезло: накануне 2-я рота уехала с автоколонной и "потерялась" - вернулась она лишь 22 мая. В итоге на штурм двинулось 84 человека на восьми боевых машинах пехоты. Кроме того, наступавших поддерживала артиллерия (несколько САУ и минометов). Нашим батальоном тогда командовал майор Васюков. Настоящий "отец солдатам", он болел за своих людей и делал для них все, что мог. По крайней мере, с едой у нас был порядок, а вот сигареты каждый доставал как мог: проблем с табаком комбат не понимал, потому что сам был некурящим.

Спали мы недолго и поднялись в четыре часа утра, а уже в пять часов все колонны построились - и наши, и соседние. В центре 324-й полк наступал на Лысую гору, а справа от нас 133-я и 166-я бригада штурмовали Анжелику (я не знаю, какие имена у этих гор на географической карте, но все называли их именно так). С левого фланга на Лысую гору должен был наступать спецназ внутренних войск МВД, однако утром его еще не было, и где он находился, мы не знали. Первыми в атаку пошли вертолеты. Летели они красиво: одно звено быстро сменяло другое, уничтожая на своем пути все, что можно. Одновременно подключились танки, САУ, РСЗО "Град" - одним словом, заработала вся огневая мощь. Под весь этот шум наша группа проехала вправо от Бамута к блок-посту МВД. Выйдя из-за него на поле (шириной около полутора километров), мы спешились, построились и двинулись вперед. Впереди пошли БМП: они полностью простреляли небольшую еловую рощицу, стоявшую перед нами. Дойдя до леса, мы перегруппировались, а затем вытянулись в одну цепь. Здесь нам и сообщили, что спецназ прикроет нас с левого фланга, а мы пойдем справа, вдоль поля. Приказ был простой: "Ни звука, ни писка, ни крика". В лесу первыми шли разведчики и сапер, а мы потихоньку двигались вслед за ними и, как обычно, смотрели во все стороны (замыкание колонны - назад, а середина - вправо и влево). Все рассказы о том, что "федералы" шли на штурм Бамута в несколько эшелонов, что вперед посылали необстрелянных солдат срочной службы - полная чушь. Людей у нас было мало, и все шагали в одной цепи: офицеры и сержанты, прапорщики и солдаты, контрактники и срочники. Вместе курили, вместе и умирали: когда мы выходили на бой, то даже по внешнему виду нас трудно было отличить друг от друга.

Через пять или шесть километров вышли на какое-то маленькое распаханное поле (выглядело оно так, словно здесь взорвалась авиабомба в полтонны весом). Отсюдо было хорошо слышно, как по нашим самолетам ведут огонь из леса, и тут какой-то идиот пустил ракету "оранжевый дым" (обозначение "я свой"). Ему, понятно, досталось за это дело, потому что дым этот был заметен очень далеко. Вообще, чем дальше мы шагали, тем "веселее" было. Когда группа снова зашла в лес, отцы-командиры принялись выяснять, здесь Лысая гора или не здесь. Тут я и в самом деле чуть не упал: ведь мы прошли не так уж и много, с нормальной топографической картой таких вопросов вообще не должно возникать. Когда, наконец, выяснилось, где находится Лысая гора, мы снова двинулись вперед.

Идти было тяжело, перед подъемом пришлось задержаться для отдыха минут на пять, не больше. Очень скоро разведка доложила, что в середине горы вроде бы все спокойно, а вот наверху стоят какие-то укрепления. Комбат приказал, чтобы в укрепления пока не лезли, а дожидались остальных. Мы продолжили подъем по склону, который был буквально "распахан" огнем наших танков (укрепления чеченцев, однако, остались целы). Склон высотой пятнадцать-двадцать метров был почти отвесный. Пот лился градом, стояла страшная жара, а воды у нас было очень мало - никому не хотелось тащить в гору дополнительный груз. В этот момент кто-то спросил время, и я хорошо запомнил ответ: "Половина одиннадцатого". Преодолев склон, мы очутились на своеобразном балконе, и здесь просто свалились в траву от усталости. Почти в это же самое время у наших соседей справа началась стрельба.

Кто-то сказал: "А может быть, чеченцы уже ушли?" Спустя несколько секунд все поняли, что никто никуда не ушел. Казалось, что огонь вели со всех сторон, АГС чеченцев работал прямо над нами, а половина наших людей не успела даже взобраться наверх (в том числе и все пулеметчики). Рассыпавшись, мы стреляли, кто куда мог. Оставлять БМП без охраны казалось опасным - экипаж каждой машины состоял всего лишь из двух человек, - поэтому всю бронетехнику через полчаса отправили назад. Не знаю, правильное ли решение приняло тогда командование. Вполне возможно, что огонь БМП помог бы нам в трудную минуту, но кто бы смог угадать, что произойдет с нами за несколько последующих часов?

Я добежал до конца нашей роты (в ней было 14 или 15 человек, командовал ротой капитан Гасанов). Здесь начинался овраг, а за его краем выше по склону находился основной блиндаж (или командный пункт). Какой-то чеченец постоянно кричал оттуда "аллах акбар". Когда в его направлении несколько раз выстрелили, нам ответили таким огнем, что больше стрелять не захотелось. Благодаря своей радиостанции я мог представить себе все происходящее в радиусе четырех километров. Разведчики сообщили, что потеряли всех командиров и начинают отход. В первые минуты боя им досталось больше всех: укрыться от пуль и осколков среди редких деревьев было невозможно, а сверху по ним вели непрерывный огонь. Комбат кричал, что если они откатятся, то и вся наша группа окажется в окружении, затем отдал приказ уничтожить АГС любой ценой. Нашим замполитом был выпускник военной кафедрой УПИ (лейтенант Елизаров, химик по специальности), и его все время тянуло на подвиги. Он решил вместе с двумя солдатами подобраться к АГС снизу, о чем я доложил по радио. Мы (замполит, пулеметчик и я) уже начинали спуск, когда комбат обозвал нас придурками и приказал "вычислить цель визуально".

Из-за густой листвы "вычислить" АГС удалось лишь через три часа, когда дело свое он уже сделал. Подавили его минометным огнем (минометчики вообще стреляли очень хорошо, а наводчики САУ работали просто отлично: разлет не превышал 10-15 метров). А тем временем атаку на Анжелике чеченцы отбили. Два дня спустя, в лагере, мы узнали о том, что происходило на нашем правом фланге, где наступали ребята из 133-й и 166-й бригад (сотни две их было, не больше). Они встретили такой плотный огонь, что только убитыми потеряли 48 человек. Раненых было очень много. Дело дошло до рукопашной схватки, в которой было уничтожено 14 чеченцев, но прорвать их оборону все равно не удалось. Боевые группы обеих бригад откатились назад, и чеченцы стали перебрасывать освободившиеся силы на свой правый фланг. Мы хорошо видели, как они переправляются через речку в полутора километрах от нас, но достать их ничем не могли. Не было снайперской винтовки, а у чеченцев появился еще один АГС. Наши потери резко возросли: многие были ранены по два и даже по три раза, и обещанного спецназа все еще не было. Докладывая о ситуации, комбат мог сказать одно: "Хреново: я людей теряю". Сообщить по радио точные данные о потерях он, конечно, не мог: все знали, что эфир прослушивается чеченцами. Командир группы сказал ему тогда: "Да ты вообще хоть последний останься, но горы не сдавай: отходить запрещаю". Весь этот разговор я слышал лично.

3-й батальон пошел в атаку и вышиб чеченцев с первой линии обороны, но за ней сразу же начиналась вторая, о существовании которой никто не подозревал. Пока наши солдаты перезарежали оружие, чеченцы перешли в контратаку и вернули свои позиции. Батальон просто физически не мог удержаться и отошел. Начался затяжной огневой бой: нас обстреливали и сверху и снизу. Расстояние было небольшим, взаимная ругань и мат сыпались с обеих сторон. Каждый, кто знает русский язык, легко представит себе, о чем мы там говорили. Запомнился диалог с двумя чеченскими снайпершами (судя по всему, обе они были из России). На риторическое предложение одного из наших солдат первая ответила в том смысле, что этого добра у нее и здесь хватает с избытком. Вторая на обещание найти ее после войны со всеими вытекающими отсюда обстоятельствами сказала: "А может быть, мы с тобой соседи по площадке, да только ты этого все равно не узнаешь!" Одна из этих снайперш чуть позже была убита.

К чеченским АГС вскоре подключился миномет. По нашим боевым порядкам он успел выпустить четыре мины. Правда, одна из них уткнулась в землю и не взорвалась, но другая попала точно. На моих глазах даух солдат буквально разнесло на куски, взрывной волной меня швырнуло на несколько метров и ударило головой о дерево. Минут двадцать я приходил в себя от контузии (в это время огонь артиллерии наводил сам командир роты.). Дальнейшее я помню хуже. Когда сели аккумуляторы, пришлось работать на другой, большой радиостанции, а меня одним из раненых послали к комату. Выбегая на склон, мы едва не угодили под пули снайпера. Нас он видел не очень хорошо и промахнулся. Мы спрятались за какой-то кусок дерева, передохнули и побежали вновь. Внизу как раз отправляли раненых. Дойдя до той ямы, где сидел комбат, я доложил обстановку. Сказал и о том, что не смогли достать тех чеченцев, которые переправлялись через речку. Он приказал мне взять гранатомет "Шмель" (здоровенную трубу весом 12 кг), а у меня одних автоматов было четыре штуки (свой собственный, раненого и двух погибших). Тащить гранатомет после всего случившегося не очень-то хотелось, и я рискнул обратиться: "Товарищ майор, когда я уходил на войну, мама просила меня не нарываться на неприятности! Тяжело мне будет бежать по пустому склону". Комбат ответил просто: "Слушай, сынок, если ты его сейчас не возьмешь, то считай, что первую неприятность ты уже нашел!" Пришлось взять. Обратный путь оказался нелегким. Как раз в поле зрения снайпера я споткнулся о какой-то корень и упал, притворившись мертвым. Однако снайпер принялся стрелять по ногам, оторвал пулей каблук, и тогда я решил не испытывать больше судьбу: рванулся так, как только мог - это и спасло.

Помощи все не было, лишь артиллерия поддерживала нас постоянным огнем. К вечеру (часов в пять или в шесть - точно не помню) мы полностью выдохлись. В это время с криками: "Ура, спецназ, вперед!" появились долгожданные "спецы". Но сами они ничего не смогли сделать, а помочь им было невозможно. После недолгой перестрелки спецназ откатился вниз, и мы опять остались одни. Чечено-ингушская граница проходила недалеко, в нескольких километрах от Бамута. Днем она была незаметна, и никто об этом даже не думал. А когда стемнело и в домах на западе зажглись электрические огоньки, граница вдруг стала ощутимой. Мирная жизнь, близкая и невозможная для нас, протекала рядом - там, где люди не боялись включать свет в темноте. Умирать все равно страшно: не один раз вспоминал я там и маму родную, и всех богов. Отступать нельзя, наступать невозможно - мы могли лишь висеть на склоне и ждать. С сигаретами было нормально, а воды у нас к тому времени не осталось. Мертвые лежали неподалеку от меня, и я чувствовал запах разлагающихся тел, смешанный с пороховой гарью. Кто-то уже ничего не соображал от жажды, и все с трудом удерживались от желания добежать до речки. Утром комбат просил продержаться еще два часа и пообещал, что воду за это время должны подвезти, если же не подвезут, то он лично поведет нас к реке.

Лысую гору мы заняли только 22 мая. В этот день в девять часов утра 3-й батальон пошел в атаку, но встретил лишь одного чеченца. Он выпустил одну очередь веером в нашу сторону из автомата и затем убежал. Догнать его так и не смогли. Все остальные боевики исчезли незаметно. Кто-то из нас видел ночью автомашину, выезжавшую из деревни. Видимо, в темноте чеченцы подобрали тела убитых и раненых, а незадолго до рассвета отступили. Тем же утром несколько наших солдат отправились в деревню. Они понимали, что мост заминирован, поэтому речку перешли вброд. Дело в том, что у нас не было ничего, кроме оружия, боеприпасов и сигарет; сколько мы будем сидеть на Лысой горе в ожидании атаки, не знал никто - ведь группу обещали сменить еще накануне вечером. Осмотрев брошенные дома на окраине, наши взяли несколько одеял, полиэтилен и уже собирались возвращаться. В это же самое время, какие-то войска начинали красочное "наступление" на Бамут (если не ошибаюсь, это были войска МВД). С вершины Лысой горы мы хорошо видели, как под прикрытием дымовой завесы по деревне медленно продвигались танки, а вслед за ними шли пехотинцы. Не встречая сопротивления, они дошли до кладбища, остановились, и тут их увидели те самые солдаты, спустившиеся вниз. На вопрос, почему произошла остановка, "наступавшие" скромно ответили: "Так вы ведь дальше еще не прошли". Наши, естественно, вернулись назад, а те так и ночевали на кладбище. Нам оставалось лишь смеяться: на Лысой горе в тот момент было семь или восемь человек, не больше.

В тот день комбата спросили, нужны ли ему подкрепления. Он ответил, что если пойдем брать деревню, то нужны. К Бамуту на вертолете послали людей из комендантской роты полка и придали имвсех, кто только мог идти. Прибыли эти подкрепления уже после того, как все закончилось. 23 мая мы вновь перешли через речку, но на этот раз идти было труднее: из-за сильного дождя вода поднялась, да и течение усилилось. Чеченцев нигде не было видно. Когда вышли на берег, первым делом осмотрели мост и сразу же нашли несколько противопехотных мин (не меньше пяти). Мне тогда показалось, что лежали они здесь с 1995 года - так безграмотно их поставили. Уже после войны в журнале "Солдат удачи" я прочитал статью о Бамуте, написанную каким-то украинским наемником, воевавшим на стороне чеченцев. Оказалось, что этот "военспец" и поставил те самые мины (которые наш пулеметчик - солдат срочной службы - просто взял в руки и зашвырнул в ближайшее болотце). ("Солдат удачи", /1996, стр.33-35. Богдан Коваленко, "Мы покидаем Бамут. Боевики УНСО в Чечне". Статья представляет собой смесь откровенного вранья и сочинительства,да такого рода, что, при первом ознакомлении, вызывает сомнении в оеальном участии автора в боевых действиях в Чечне, и в районе Бамута. В частности, резкое неприятие эта статья вызвала у офицеров отряда СпН "Витязь" ОДОНа им.Дзержинского, авторскими выдумками о участии в бамутских боях этого отряда. О минировании моста Б.Коваленко пишет: "Мин чеченцы имели массу и всяких. Среди них много МОН. Обычно они сбрасывали на них гирю, чтобы проверить действие. Я заминировал единственный сохранившийся мостик через реку (до этого мины не ставили год). Некотрые выражали свое неудовольствие: теперь им приходилось преодолевать реку вброд. Положение изменилось, когда на мине подорвался какой-то "кацапчук". Сомнительно, что "кацапчук" "подорвался" во время боёв,известные обстоятельства боя не дают нам такого информации, а любые "подрывы" после того, как боевики ушли из Бамута, последние наблюдать никак не могли... - owkorr79) Выяснилось, что всех своих убитых чеченцы забрать не успели. Дом, стоявший у моста, был просто залит кровью, здесь же валялось несколько окровавленных носилок. Тело одного из боевиков мы обнаружили в этом же доме, а останки другого были вшиты в тополь прямым попаданием снаряда из САУ. Возле реки трупов не было. В блиндаже нашли и групповую фотографию оборонявшегося здесь чеченского отряда из 18 человек (славян или прибалтов среди них не оказалось - одни кавказцы). Не найдя здесь для себя ничего интересного, мы обошли близлежащие дома, а затем двинулись обратно.

Днем все заметили, что внизу творится что-то странное. Под прикрытием дымовой завесы какие-то кричащие солдаты куда-то бежали, стреляя в разные стороны. Вслед за ними катились танки и БМП: дома превращались в развалины за несколько секунд. Мы решили, что чеченцы перешли в контратаку, и нам предстоит новый бой, теперь уже за деревню, но все оказалось гораздо проще. Это наше телевидение снимало "документальный" репортаж о "взятии Бамута". Тем же вечером мы услышали сообщение радио "Маяк" о том самом бое, где мы только что сражались. О чем говорилось в том сообщении,я точно не помню: журналисты, по обыкновению, несли какую-то чушь ("сообщили", в частности, о потерях с нашей стороны - 21 человек убитыми).

Ощущение, конечно, было мерзкое, но худшее ожидало нас впереди. 23 мая начался проливной дождь, который продолжался десять суток. Все это время мы сидели под открытым небом и ждали дальнейших указаний. Промокли патроны и оружие, грязь и ржавчину пришлось обдирать чем попало. О себе уже не думали, не было сил - люди не засыпали, а просто падали. Обычно двадцати минут нам хватало на то, чтобы прийти в себя и держаться дальше. В конце войны кто-то из журналистов спросил нашего ротного о том, какое качество русского солдата следует считать самым главным. Ротный ответил кратко: "Выносливость". Может быть, он вспоминал то многодневное "сидение" на Лысой горе, которым завершилось для нас взятие Бамута...

Дмитрий БЕРКУТ

Мы публикуем свидетельство участника военных действий в Чечне на стороне федералов.
Боль, причиненная войной, не утихает, но эту тему, ставшую для журнала, что называется, сквозной, наши авторы, как правило, освещают под другим углом зрения.
Безыскусный рассказ Дмитрия Беркута напоминает нам, что большинству людей, втянутых в те трагические события с обеих сторон, война была не нужна.
Не только для чеченцев она стала несчастьем и безумием, навязанным извне.
Но даже в том рукотворном аду, каким является война, в бойне, где сходит с ума общество и истекает кровью народ, у личности остается единственная, незаменимая внутренняя опора - разум и совесть.
Чеченская война принесла много горя обеим сторонам. Сейчас в России не осталось практически ни одной семьи, в которой отцы, сыновья, дяди, племянники,
просто знакомые или соседи не были бы как-нибудь связаны с этой войной.
Побывав несколько раз «там», я убедился: многих жертв чеченской войны можно было избежать.

Солдат замедленного действия
Слово «противник» в отношении местного населения Чечни - условное название. Эти люди живут рядом с нами, держатся по-соседски, общаются, продают нам водку, а ночью, по собственному признанию некоторых, расстреливают нас. Но еще в ходе первой командировки стало понятно: опасаться надо не только их, но и товарищей по оружию — российских солдат.
У молодых пацанов «ехала крыша» от элементарного непонимания, за что и за кого они воюют.
Чего можно ждать при такой духовной дезориентации вооруженных, оторванных от дома, подвергающихся смертельной опасности парней?
Последствия могут быть непредсказуемы. Тот, кто служил в армии до чеченской войны, в мирное время, пусть представит себе простой пример:
постоянная жизнь в карауле. Помню, когда я впервые отстоял в карауле, думал: или сердце остановится, или с ума сойду.

В Чечне солдаты проводят в подобном состоянии по 9-12 месяцев без передышки, а кому-то «везет» и на больший срок.
Психика не выдерживает постоянных перегрузок, а здесь в довершение всего еще и условия передовой, частые обстрелы, такие же «съехавшие с глузду», вечно
пьяные командиры и контрактники, которые порой вымещают свою злобу и дурь на срочниках.
Солдат ищет способы «разгрузиться».
И часто находит. Благо неразбериха и хаос, а проще сказать бардак на передовой во многом тому способствуют.
Вечер. Строим укрепления. Тащим какие- то доски. Вдруг совсем близко, всего в нескольких метрах от нас, автоматная очередь.
Падая на землю, тихо материшься: сам-то без автомата, одет легко, да и на ногах тапки, в которых в горных условиях много не навоюешь.
Потом до тебя доходит: что-то не так. Почему часовые не бьют «Кольцо» (команда круговой обороны)?
Оказалось, перебравшему с «травкой» солдату померещилось, что кто-то, вроде бы смахивающий на боевика, пытается перебраться через периметр из колючей проволоки. По счастливой случайности он своей очередью никого не задел. Кроме нескольких единиц техники.
Или другой случай. Залез солдатик в танк. Любознательность взыграла, тяга к изучению боевой техники. Современные танки - полностью автоматизированная система, вплоть до автозаряда боеприпасов.
Выстрел. Попадание в здание туалета. Погиб солдат, который там находился. Некрасивая и глупая гибель. В графе «причина смерти», понятное дело, запишут
«выстрел вражеского гранатомета». Ночью на нашей заставе перестрелка. Боевая готовность. Затем отбой. Никакого нападения не было. Двое солдат, упившись
дешевой осетинской водкой, повздорили и решили спор с помощью автоматов. Итог - простреленные ноги, молодой парень остался инвалидом.

Молитвенник под гранатами
Меня не крестили. Как-то не довелось: время было советское, отец всю жизнь в советской армии прослужил.
Не то чтобы мы были воинствующими атеистами, но воспитаны вне религии.
Перед очередной командировкой на Кавказ мать сказала: «Я больше не могу. Не покрестишься - никуда не отпущу.
Костьми перед командиром лягу!» Так я принял крещение. Уже и сам давно хотел, но решиться как-то не мог.
Чечня. Зачистка. В одном из домов засели боевики. Сказать, что не страшно, не впервой, мол, привыкаешь - нельзя.
К такому не привыкнешь. Мать молитвенник с собой дала. В карман сунул в день отправки. В таких сложных ситуациях иногда с собой его таскал.
Во внутреннем кармане «разгрузки» (жилета). Под патронами, гранатами и подствольниками.
Карман слева - у сердца. И крест на шее - подарок бабушки. Берем дом. Попадаю в «группу нарыва» - стало быть, нам надо войти в помещение.
Снайперы и пулеметчики с гранатометчиками заняли позиции вокруг дома. В случае обнаружения боевиков «группа нарыва» редко возвращается в том же составе, в каком вошла. Минимум один человек, кому больше всех не повезет, гибнет.
Иногда в бою и свои могут задеть, когда «это» начинается.
Распределяемся в цепочку. Идем вшестером.
Перепрыгиваем от укрытия к укрытию - тактика очень относительная. Можешь пробежать два метра, а можешь и десять.
Никто ничего не рассчитывает, как удача выпадет. Заходим в нижнее помещение.
Перед этим контрольная группа вывела на улицу старшего в доме — мужчину лет сорока. Сказали, чтобы вывел из дома всех живых.
О том, есть ли там кто еще, кроме детей и женщин, спрашивать бесполезно - даже если в доме сидят «наши клиенты», их никто не сдаст.
Тут это не принято. Распахиваю дверь полуподвального помещения - никого. Занимаю угол. Напарник входит. Здесь две маленькие двери.
Он ныряет в одну. Высовывается, рукой показывает - мол, чисто. Моя вторая дверь. Открыл. Пока нормально - ни души.
Напарник сзади прикрывает. Захожу в темную комнатку, маленькую, пыльную.
Никого, вроде бы. В углу стоит огромный кувшин метра полтора в высоту и с полметра в самом широком месте. Что-то шевельнулось
в полумраке. Тень мелькнула между кувшином и стенкой.
В голове - приказ, патрон в патроннике, предохранитель снят, затвор взведен.
Указательный палец на спусковом крючке — остается сделать одно короткое движение.
В голове: «Все? Обидно. Может, хоть напарник выскочить успеет. Надо нажимать.
И успеть назад прыгнуть. Судьба. Стоп! Почему никаких движений?»
Не знаю, сколько прошло секунд, микросекунд или чего там еще. Говорят, перед
смертью вся жизнь перед глазами пролетает. Ничего подобного. Может, рано мне еще?
Спасительная мысль: может, «они» не заметили, что я их заметил?
Как-то по идиотски верчу головой по сторонам - вроде как озираюсь.
Не знаю, что у меня получилось, но старался, чтоб лицо при этом не выражало никаких эмоций.
Дальнейший план появился быстро: постараться потихоньку выбраться отсюда, а там уж хвать в охапку напарника - и бежать, бежать!
Парням, кто наверху дом «чистит», по рации крикнуть, чтоб уматывали отсюда, а потом — стрелять, стрелять, здесь они засели, притаились!
Поворачиваюсь уже к выходу, и тут краем глаза улавливаю: у основания кувшина, с той стороны, что-то желтеет.
Мельком, уже в двери, глянул еще раз, а там - краешек желтого детского резинового сапога.
Сапожок сдвинулся и спрятался за кувшин. Дальше, не успев сообразить, что делаю, подхожу, заглядываю за кувшин.
Пацаненок, что за ним спрятался, мне ниже пояса. Смотрит на меня с интересом.
Больше никого нет - ни здесь, ни дальше, в самом темном углу. Беру ребенка за руку, тащу на улицу. Даже злиться уже не могу.
Просто вывожу пацанчика, веду его к мужику - хозяину дома, вокруг которого кудахчут женщины и пищат дети. И спрашиваю:
«Это что?» Он перепугался, говорит, соседи попросили за ребенком присмотреть, а сами на заработки в райцентр подались.
Эти девять детей тоже не все его - есть и соседские, вот он про одного и запамятовал.
Леха водки мне из фляги наливает. Да не хочу я пить! Одного понять не могу: почему я не стрелял? Испугался?
Скорее наоборот, испугался бы - начал поливать налево и направо, чтоб хоть кого еще за собой на тот свет утащить.
Не знаю. Как будто держало что-то.
Потрогал молитвенник во внутреннем кармане - лежит. С меня хватит. Не поеду больше никуда. Пусть сами тут со своими нефтедолларами разбираются.
Матери спасибо, что креститься отвела. Не зря все это.

Горная относительность
Застава внутренних войск, дислоцировавшаяся вместе с нашим рязанским отрядом милиции в Ножай-Юртовском районе Чечни, получила приказ о передислокации.
Выводились частями. В первый день «обживаться» на новом месте уехала одна рота. Ставили палатки, рыли окопы, возводили периметр.
Новое место дислокации - несколькими километрами ниже и дальше основного.
С нами осталась основная часть заставы. У них были 152-миллиметровые минометы.
Ночью соседи из военной части, недалеко от которой и окопалась рота уходящей от нас заставы, просят огня на позиции, с которых на них совершено нападение.
Минометы заставы полчаса ведут огонь. Отстреляли несколько ящиков мин. В горах и днем сложно стрелять из такого оружия как миномет.
Ветер, невозможность точной координации. А ночью тем более.
Утром выяснилось: во время огневой поддержки минометчики накрыли свою же переброшенную вниз роту. Погибли два солдата и офицер.
У солдатика родом из Рязани, которого мы старались подкармливать лучше, чем остальных (когда у самих было чего пожевать), там погиб друг.
До дембеля им оставалось меньше двух месяцев. Отпрашиваем его на день у его командира. Отпаиваем. Плачет.
Через несколько дней застава полностью перебралась в новое место.
Когда они уезжали, кто-то из наших рязанских парней сказал: «Отсюда туда долбанули, как бы оттуда сюда чего не прилетело».
Через пару ночей так и происходит. Бывшие соседи кладут мины аккурат по спирали, в центре которой - наша база.
Хорошо, успели связаться - огонь прекратили.
Стоим на блокпосту. Команда с базы - обстрелять «зеленку» справа от нас, в ущелье.
Поступили данные о том, что там кто-то «бродит». Выпускаем несколько магазинов и лент. Подствольники (выстрелы подствольного гранатомета) отстреливаем
на спор - попадешь в то же дерево два раза или нет.
Через несколько минут к нам прибегает капитан ВВ с соседнего ВОРЕЗа (войсковой резерв).
Орет, чтоб прекратили огонь: их разведка уже по уши в землю закопалась, просит, чтоб менты рязанские стрельбу прекратили.
Наших частот у них на рациях нет.
Стоим на выездном блокпосту. Шесть рязанских милиционеров. Вокруг — два «секрета» по два солдата на прикрытии.
Плюс БТР и еще четверо солдат наверху склона. Проверяем синий «Иж-комби».
В машине старик, молодой водитель и девушка на заднем сиденье. Все в порядке - чисто.
Машина ползет вверх по склону. Сухой выстрел «СВД». Позывной БТРа: «У вас доктор где?» Отвечаем: «На базе».
Выясняем позже - сидел на транспортере солдатик, баловался приятельской «СВДшкой» (снайперская винтовка).
Вел в прицеле отпущенный нами «ИЖ». Нажал на спусковой крючок. Почему и патрон был в патроннике, и предохранитель снят - не помнит.
Пуля снайперского патрона 7,62 миллиметра вошла в крышу машины.
У водителя ожог головы. Повезло — прошла по касательной. Попала девушке в грудь, вышла из багажника.
Долго чеченка не прожила. Заместитель главы администрации села, в котором мы стояли, уже тогда предупредил:
«На выездной больше не ходите — разговоры плохие, что-то будет.»
Солдата-убийцу срочно увозят в часть в Нефтекумск, в Ставрополье.
Вечером у нас демонстрация из местных — требуют этого солдата.
Отмазались — объяснили, что его здесь нет. На выездном блокпосту подрывается БТР с нашими милиционерами.
По счастливой случайности за минуту до этого парни слезли с брони, пошли осматривать позиции. Сапер мин не обнаружил.
Итог - все рязанские милиционеры получили различные степени контузии, сапер - разрушение барабанных перепонок, контрактник ВВ улетел с башни БТРа на
несколько метров, сломал ногу.
Водитель-срочник разбил лицо о край люка. Долго налаживаемые отношения с местными окончательно испорчены.
Война продолжается. В основном по ночам.
Таких примеров уйма.

Вместо эпилога
Кто «там» был, уже давно уяснил для себя смысл слов песни: «Не бывает атеистов в окопах под огнем».
Когда нельзя надеяться ни на командиров, ни на войска, ни на милицию, веришь только в Бога. Да и война эта, которую и войной не называют, - неправильная.
Все здесь не так. Но не до всех это доходит. И «везут на Родину героев, которым в двадцать лет могилы роют». Везут до сих пор.
И вновь убеждаешься, что совсем не устарела поговорка: «Кому война, а кому - мать родна». Надгробья солдат и особняки чинов.
Материнские слезы и очередные награды на штабных полковничьих мундирах.

P.S. Описанные события происходили в Ножай-Юртовском районе Чечни. Эпизод с ребенком - село Байтарки.
Эпизод с обстрелом своих позиций минометами - Симсир. Наш отряд стоял в селе Зандак.
Несмотря на то, что мы скрывали дату отъезда домой, в этот день к школе, где мы жили, пришла, наверное, половина села.
Сказали так: «Вы нормально себя вели. До вас стояли нехорошие люди. Кто будет после вас - боимся думать.
Приезжайте в гости с семьями. Только без оружия - на отдых. Мы вам такие красоты покажем - через прицел это все не так выглядит».
Вспоминаю одну зачистку, когда местные жители устроили нам застолье.
Сказали, что в отличие от других подразделений наши ребята вели себя прилично.
Заходя в дом с улицы, снимали грязные резиновые сапоги. Зачистку в доме босиком проводили.
Когда я уезжал из командировки, честно говоря, был какой-то стыд.
И злость пополам с обидой. Почему так?
Людям ведь этого не надо. Все хотят просто спокойно жить. Многие наши ребята - тоже.
Почему мы думаем об этом, глядя одним глазом в прицел?

Авторы этой книги в большинстве своем страшно далеки от профессиональной журналистики. Это рядовые и лейтенанты, авантюристы и боевики, случайные попутчики и зэки - свидетели, участники, соучастники, герои и жертвы войны в Чечне. Бои в горах и разговоры в купе, беседы на нарах и в зинданах, стычки на дорогах и рынках, в лесах и городах. Непрофессиональная, неприкрашенная, окопная правда… Книга охватывает весь период и всю географию чеченской войны - от новогоднего штурма Грозного в 1995-м до боев с ваххабитским подпольем в Дагестане летом 2007-го.

Чистилище чеченской войны Валентин Рунов

Северный Кавказ на протяжении нескольких последних столетий был самой болевой точкой на теле Российской империи и Советского Союза. «Перестроечные» процессы конца 80-х годов, развал СССР и годы образования нового Российского государства в очередной раз обострили отношения между Москвой и южными окраинами России. Местнические интересы, националистические настроения, а главное – экономические цели, нередко прикрытые религиозными лозунгами, в конечном счете привели к крупномасштабным вооруженным столкновениям, эпицентром которых стала…

Солдаты неудачи Павел Зябкин

Представляю вниманию уважаемого читателя записки о первой чеченской войне 1994 - 1996 гг. События и люди подлинные. По известным соображениям я не называю фамилий героев. Я умышленно не стал выстраивать какую-либо канву повествования, так как это лишило бы записки их подлинности. Я постарался описать войну, так как видел ее сам, будучи солдатом-контрактником, сумбурно и бестолково. Отсюда сумбурность, бестолковость и отсутствие сюжета. Не найдя ничего лучшего я просто решил рассказать о ярких, запавших в память эпизодах тех дней, о личных впечатлениях.

Чеченский угол Ольга Тарасевич

Журналистка и писательница Лика Вронская организует свою поездку в Чечню вместе с бойцами СОБРа. Рядовая командировка в казалось бы мирную республику превращается в ад. Боевики спланировали ряд диверсий против федералов, в результате которых погибают армейские начальники, рядовые, мирные жители. Однако в калейдоскопе кровавых событий Лику настораживает одно обстоятельство… Вернувшись в Москву, при помощи своего приятеля – следователя Владимира Седова она выясняет: кто-то использует сложные ситуации для хладнокровных убийств российских…

Контрабасы или Дикие гуси войны Сергей Герман

Все эта история выдумана от начала и до конца. На самом деле ничего этого не было. Не было чеченской войны, не было тысяч погибших, раненых, сошедших с ума на этой войне и после неё. Не было обглоданных собаками и крысами трупов, человеческих тел, сваленных в грязные ямы как отбросы. Не было разбитых российскими ракетами и снарядами российских городов и сёл. И много ещё чего не было. Как не было и никогда не будет меня. Все совпадения с реально существующими людьми и реально происходившими событиями рекомендуется считать совершенно случайными, и…

Могила для 500000 солдат Пьер Гийота

Впервые на русском языке один из самых скандальных романов XX века Повесть «Могила для пятисот тысяч солдат», посвященная алжирской войне, страсти вокруг которой еще не успели утихнуть во французском обществе, болезненно переживавшем падение империи. Роман, изобилующий откровенными описаниями сцен сексуального насилия и убийств. Сегодня эта книга, впервые выходящая в русском переводе Михаила Иванова, признана величайшим и самым ярким французским романом современности, а сам Гийота считается единственным живущим писателем, равным таким…

ВТОРАЯ ЧЕЧЕНСКАЯ Анна Политковская

Кто я такая? И почему пишу о второй чеченской войне? Я журналистка. Работаю спецкором столичной «Новой газеты», и это единственная причина, почему я увидела войну, – меня послали ее освещать. Но не потому, что я – военный корреспондент и хорошо знаю этот предмет. На¬оборот: потому, что сугубо гражданский человек. Идея глав¬ного редактора была проста: именно мне, сугубо граждан¬скому человеку, куда понятнее переживания других сугубо гражданских людей – жителей чеченских сел и городов, на головы которых свалилась война. Вот и все. Поэтому езжу…

1945. Берлинская «пляска смерти». Страшная… Хельмут Альтнер

Весной 1945 года агонизирующий Третий Рейх лежал в руинах. Вермахт из последних сил пытался удержать разваливающийся фронт. Не хватало топлива и боеприпасов. Под ружье были поставлены даже старики и подростки. Автору этой книги Хельмуту Альтнеру было всего 17 лет, когда его вместе со сверстниками призвали в армию. 16 апреля 1945 года молодые солдаты, не успевшие пройти военную подготовку, попали под сокрушительный удар Красной Армии, начавшей штурм Берлина. Необученные новобранцы полегли в первом же бою - Альтнер был единственным среди них, кому…

Хлеб с порохом Борис Цеханович

Горькая армейская истина: война – не только доблесть, мужество и отвага. Это кровь, боль, грязь, горечь от потери боевых друзей. Главному герою романа майору Борису Копытову эту горькую чашу войны довелось испить сполна. Глазами сорокалетнего офицера мы видим самые жестокие и драматические эпизоды чеченской войны, описанные ярко и правдиво, без цензуры и приукрашивания. И в центре этого кровавого вихря выполняют свой воинский долг простые русские солдаты, сыновья великой страны, забытые и преданные этой великой страной…

Военные пацаны (сборник) Андрей Ефремов

Обычных российских ребят судьба бросила в самое пекло чеченской войны: выживай как знаешь. И испили они эту горькую чашу до самого донышка. А на донышке – кровь и грязь; пей, не захлебнись. И еще поняли солдаты, что нет в этой войне никакого смысла. Ни для них самих, ни для их врагов. И те, и другие страшно устали от нелепости происходящего. Ведь еще совсем недавно дружили, в гости друг к другу ездили, а теперь горло перерезать норовят. И кажется бойцам, что этот жестокий абсурд никогда не закончится…

Успеть, чтобы выжить Андрей Таманцев

Вновь читателя ожидает встреча с командой суперпрофессионалов, прошедших чеченскую войну, готовых к выполнению самого невероятного задания... На этот раз `солдаты удачи` оказываются вовлечены в сложную международную интригу, сплетенную неким высокопоставленным лицом. Оболганные, преследуемые, лишенные поддержки и помощи, они бесстрашно вступают в схватку со злом - и побеждают.

А смерть подождет Валерий Барабашов

1995 год. Первая чеченская война. В Гудермес, в составе опергруппы, направляется младший лейтенант милиции кинолог Олег Александров. Его боевой друг, лабрадор по кличке Линда, активно помогает оперативникам в поиске оружия, взрывчатки, а также боевиков полевого командира Рамзана Гадуева. В отместку боевики устраивают засаду на автомобиль, в котором опергруппа едет на задание… Тяжело раненый офицер, ставший инвалидом, не сдаётся судьбе, не оставляет любимого дела, добивается того, чтобы остаться на службе в органах внутренних дел.

Не спешите нас хоронить Раян Фарукшин

Они не такие, как мы. У них иные ценности, иные понятия о добре и зле. Например, счастье для них - это когда тебя не убили, не ранили, когда выпала возможность немного поспать или досыта поесть. Когда ты получил письмо из дома - это тоже счастье. И если нашел сухой подвал, который надежно защищает тебя от пуль и осколков, и в нем ты, наконец, согрелся - также наступает счастье… Этих людей не по их воле вытеснили из нормальной жизни, швырнули в мясорубку первой чеченской войны. Штурм Грозного. Беспощадная и бессмысленная бойня. В те страшные новогодние…